Ставрополь встретил Вадима Эйленкрига теплой погодой и правильным кофе
«Ставрополь Любимый» представляет эксклюзивное интервью секс-символа российского джаза, выдающегося музыканта, ведущего авторской программы на телеканале «Культура».
А еще поклонника красивого бокса, который сродни джазу при небольшом числе движений создает невероятное количество комбинаций (привет Америке 20-х), ботинок ручной работы, хорошего кофе, здорового образа жизни, непрерывного самосовершенствования...
Вадим Эйленкриг выступил со своим квинтетом Eilenkrig Crew в Ставропольской государственной филармонии в рамках 54-го Международного фестиваля «Музыкальная осень Ставрополья». И собрал аншлаг, что закономерно, поскольку наш город не слишком избалован гостями такого уровня. Ничем не покрытую, в целях сохранения идеальной чистоты звучания, медную трубу Эйленкрига (инструмент, к слову сказать, очень ревнивый), ценители сравнивают с дрессированной тигрицей. Музыка Эйленкрига и впрямь вышибает слезу и утонченностью, и яростью, и брутальностью, и неповторимым стилем. Наверное, потому, что Вадим хорошо усвоил главный урок, данный когда-то отцом, – если играть на трубе, то так, будто признаешься в любви единственной женщине. И зал эту искренность чувствует кожей, публику не обманешь.
Гвоздем концертной программы стала «Нежность» Александры Пахмутовой. Объявляя эту композицию, трубач продемонстрировал отменное чувство юмора, заявив, что песня была написана в 1965 году специально для Eilenkrig Crew. На самом деле, Александра Николаевна на своем 90-летнем юбилее была так восхищена джазовой версией «Нежности» в исполнении Эйленкрига и компании, что не усидела на своем зрительском месте, села за рояль и доиграла в унисон с ребятами в четыре руки, потребовав добавить драмы, а затем и вовсе подарила им этот свой нестареющий шедевр. Также Вадим пошутил, что в Ставрополе, возможно, осень бывает чаще, чем в других городах, коль скоро нынешний музыкальный фестиваль – уже 54-й по счету, и тут же добавил, что такая длительная история культурного события и его традиции достойны глубокого уважения.
Спросить у Вадима Эйленкрига перед выступлением в Ставрополе хотелось о многом, но ввиду дефицита времени список вопросов пришлось сильно сократить.
- Вадим, в любом деле, особенно если мы говорим о творчестве и спорте, успех определяют два фактора – наличие таланта и трудолюбие. Ваш природный талант - «диагноз» абсолютного слуха был поставлен Вам в раннем детстве, а затем очень много труда было вложено на пути к вершинам мастерства. Хотелось бы узнать Ваше мнение насчет пропорций – талант и трудолюбие, каким должно быть соотношение для успеха? Или тут все индивидуально?
- Пропорции очень индивидуальны. Как-то читал у одного джазового нью-йоркского барабанщика о «синдроме самозванца». Есть люди, которым изначально природой дано очень многое. Они, что называется, Богом поцелованные. Им все дается очень и очень легко. Как правило, такие люди с детства выигрывают все, что можно. Они невероятные музыканты или спортсмены. А есть люди, которые добиваются вершин немыслимо запредельным трудом. И у таких людей есть сомнение в себе, что они занимают свое место не по праву. Что они всех обманывают, что на самом деле не такие талантливые. Я не знаю, к какой я категории отношусь... Совершенно явно, что людям хочется иметь все в равных пропорциях, но я верю, что любые способности, одаренности можно заменить дисциплиной и многолетним трудом.
- Ваша роскошная татуировка дракона - она работает? Вы замечаете метаморфозы характера?
- Конечно, она работает. Я же сделал эту татуировку, потому что я - очень мягкий человек. Я хотел дракона, но по году не Дракон. И тогда этот символ стал обрастать разными смыслами. Сейчас круг замкнулся, и эта тату мне просто очень нравится. Но в какой-то момент я сам себе говорил, что я очень мягкий человек, это касалось даже того, что работаешь с музыкантом и наступает момент, когда надо сказать, давай не будем вместе работать, а меня мягкость сильно останавливала. Сейчас иначе. Может быть, это и не Дракон, а возраст. Я стал гораздо жестче. Как медведь, который становится к старости ворчливым. Но так или иначе, дракон сработал.
- Вы говорили, что Ваша мама всегда замечательно готовила. И был момент, когда, бросив челночный бизнес, Вы вернулись к музыке и тогда мамины обеды стали особенно востребованы. Есть любимое блюдо в ее исполнении?
- (Смеется) Я с мамой очень давно не живу. Удивительным образом, когда прихожу к родителям в гости, дело ограничивается либо чаем, либо простым обедом, который они готовят себе сами. Кстати, это может быть самое обычное – щи, котлета и жареная картошка (не самое здоровее блюдо, зато самое вкусное!). Что может быть вкуснее жареной картошки с котлетой? Кстати, я сейчас подумал, что я - гурман, я люблю хорошие рестораны, я не пойду просто так перекусить. Здесь, в Ставрополе, мы открыли поисковик и искали хорошую кофейню с хорошим рейтингом. Потому что я понимал, что хочу перед концертом хочу выпить хороший кофе. Нашли очень хорошую кофейню. Для меня кофейня, кстати, это показатель цивилизации. Ресторан с пловом и шашлыком или чай может быть в любой географической точке, а такая правильная кофейня, где работают молодые ребята, которые горят своей работой, варят правильный кофе, это цивилизация. Я гурман, и где бы ни находился, считаю, что если ты тратишь свое время, то нужно получать удовольствие от еды. Я не могу понять людей, которым все равно, что есть, для которых еда – способ жизни. Для меня еда – абсолютно гедонистская история про то, как получить удовольствие, которого в жизни не так много. Но когда приходишь к маме, и ешь человеческий домашний обед, это такая редкая история…
- Говоря о географических точках на карте мира, самые музыкальные для Вас какие?
- Конечно, это Москва, причем в Москве есть просто невероятные залы. Большой зал консерватории, Московская филармония, Зарядье, Дом музыки. Я все эти залы люблю. Они классные. Причем в каждом зале своя публика. И это не то, что на нас ходит одна и та же публика, которая перемещается из зала в зал. Хотя есть и такие. Но в принципе у каждого зала своя публика. А завоевать публику непросто, потому что все ориентированы на разные истории, у них разные ожидания. Мне кажется самая музыкально глубокая и немножечко не без снобизма – это публика консерватории. Еще Карнеги Холл. Зал, который открывал Петр Ильич Чайковский! Была забавный эпизод. В Нью-Йорке проходил проект, фестиваль татарской песни «Ветер перемен». Собрали полный зал, 2 800 человек, и я пошутил, что Чайковский открывал этот зал, а если представить, что здесь ночью случится пожар, что мы тоже войдем в историю, потому что мы его закроем. Не самая удачная шутка, я ее несколько раз произнес, а буквально через два дня был запланирован концерт в джазовом клубе, и туда пришли 12 человек. Потом мне позвонил менеджер и говорит, как же хорошо, что вы ушли, у нас вечером начался пожар, клуб сгорел дотла и, наверное, не восстановится. Я подумал, как важно точно формулировать, посылая в космос свои желания, ведь когда я говорил о пожаре в Карнеги, не верил в это до конца. А если бы верил, сгорел бы, наверное, не джазовый клуб.
- Вадим, Вашей великолепной физической форме позавидуют профессиональные спортсмены. Бывают моменты, когда лень идти в зал? И что Вы себе тогда говорите? Или это уже на уровне привычки, которая в радость?
- У меня есть очень близкий друг, с которым тренируемся более 35 лет. Когда-то мы были просто подростками, пришедшими в подвал качаться. Сейчас он известный психиатр, и называет наш поход в спортзал профилактикой тревожного состояния. Он говорит, что если бы мы просто шли туда за телом, за спортом, то уже бросили бы. Зал, это то место, куда ты приходишь, надеваешь наушники и тебе становится спокойно, какие бы стрессы не случались, что бы вокруг не происходило. Кто-то может сказать, что уходит кортизол и на смену приходит дофамин, но в любом случае это работает. Ты много негативного сбрасываешь с себя. В зал стараюсь ходить раз пять в неделю. Для меня это очень важно.
- В одном из интервью Вы говорили, что жалеете о несостоявшейся карьере пианиста. Ваши родители «передавили», мотивируя тем, что Ойстрах и Паганини, к примеру, били своих детей и в итоге получились гении. Вы не стали пианистом, но стали трубачом. Как Вам кажется, давить все же надо, или ребенок сам должен определиться?
- У меня детям сейчас по четыре года, и как их жестко воспитывать я не представляю. В принципе, я даже не понимаю, как жестко воспитывать сына, не говоря о дочери. Я не хочу этого делать. Но у меня есть сомнение, кто вырастет из поколения, которое жестко не воспитывали? Поэтому - я не знаю. Это тот самый случай. Но я для себя решил, что, может, не надо заставлять человека заниматься музыкой, потому что это очень тяжелый и не всегда благодарный труд, в котором не все добиваются высот, а во-вторых, не всегда счастливы. С другой стороны возникает вопрос – а если ты видишь какие-то невероятные способности в ребенке и понимаешь, что если ты не будешь давить, он их не реализует? И ты понимаешь, что ты-то стал счастлив, а он этого не поймет. Но у меня есть год-два на решение...
- Кстати, в случае с трубой, речь идет о тяжелейших физических нагрузках.
- Игра на трубе, даже если не брать творческие задачи, которых очень много, это надувание камеры футбольного мяча в течение многих часов. И здесь тоже вопрос – желаешь ты этого своему ребенку? Я не желаю.